Content

Неосознанный путь петли. Интервью с участниками СНМ.

27 Июль 2012 // markvart кинул в ссылки + тексты

На прошлой неделе, в субботнем номере газеты «Кузбасс» вышло интервью с участниками СНМ Степаном Качалиным и Александром Марквартом по поводу российского тура и вообще.
Вопросы задавал Сергей Спицын.
Фото Кирилла Кухмаря.
Собственно оригинал взят отсюда.

Под катом текст.

Как самостоятельный музыкальный проект кемеровская «Студия Неосознанной Музыки» в этом году отмечает пятилетие, хотя первые попытки оформить свое творчество «на публику» датированы еще 2005-м годом.

Лидерами «Студии» являются выпускники исторического факультета КемГУ: 25-летний мультиинструменталист Александр МАРКВАРТ и 23-летний поэт и вокалист Степан КАЧАЛИН. При работе над нынешней программой «Таблетки» к ним присоединился 20-летний кларнетист Дмитрий Смирнов из Новосибирска. В этом составе СНМ и провела свой первый большой гастрольный тур — от Кемерова до Москвы и Санкт-Петербурга.

В столицах наши земляки играли совместные концерты с известными исполнителями импровизационной и рок-сцены: например, с группой «Ночной проспект» и саксофонистом Николаем Рубановым из «АукцЫона». Такой выход на «всероссийскую арену» — хороший повод поговорить со «студийщиками» и об их экспериментальной музыке, и вообще о житье-бытье творческой молодежи «во глубине сибирских руд».

– Александр, Степан, и кем же, интересно, эта ваша музыка «не осознана»: вами самими или слушателями?

Маркварт: – Всеми. Для меня это название имеет два интересных момента. Во-первых, акт творчества происходит несколько неосознанно, имеется некая мистичность. Это всегда было, есть и будет. Второй посыл: мы действуем в стилевых направлениях, которые плохо осознаны человечеством.

– Сколько всего было проектов в рамках СНМ за все время существования?

М.: – Много, но можно выделить три основных: «Части тела», «Циклофрения» и «Таблетки». В «Частях» я не участвовал. Это был синтез ритмичной, неритмичной и нойзовой (от англ. слова «шум»; используются разнообразные звуки — чаще всего искусственного и техногенного происхождения. – Прим. авт.) электроники и текстов. «Циклофрения» — название пошло от метода воспроизведения музыки. Я заводил некую петлю (повторяющийся звуковой отрезок – Прим. авт.), на которую накидывал еще и еще. Сверху делал тексты. А «Таблетки» — это синтез моих петель, поэзии Степана и кларнета Димы.

Качалин: – «Таблетки» концептуально очень разрозненны. Там композиции соединены не смыслом, а скорее чувствами.

– Как возникла идея тура?

М.: – Хотелось посетить другие города, посмотреть, как там обстоят дела с концертами. У нас есть много музыкального материала, который мы можем показать для новых людей.

К.: – Этот вид тура, который мы предприняли, авантюрен по своей сути. Потому что сейчас так никто не делает: слишком большие расстояния и много времени тратится на путь. В основном есть точечные выезды в один город с выплатой гонорара, а чтобы современные группы путешествовали по стране – это бывает редко.

М.: – Такая ситуация в целом по России. Есть люди из Москвы и Питера, которых я могу сюда привезти, у них небольшие требования. Но из-за дорогого проезда внутри страны это практически невозможно. Проще выступить в Финляндии, Польше или Прибалтике. Все держится на энтузиастах: если они хотят тебя повезти – то повезут, и еще заплатят тебе гонорар.

–Что помогло в осуществлении этого тура? Кто-то вышел с вами на связь?

М.: – Грубо говоря, мы решили, что поедем, – вот и поехали. А дальше организаторская тема висела на мне. Хотя, конечно, много чего помогло, тур бы не состоялся без очень многих людей.

– Могли поехать не на запад, а на восток?

М.: – Первоначально после апрельского фестиваля в КемГУ «Тезисы» я думал еще и завернуть в Красноярск, но что там дальше – неизвестно. Это же не треугольник Юрга–Томск–Новосибирск, который мы освоили.

А однажды мне написал парень из Иркутска: «Приезжайте к нам с концертами». И я готов был ехать, просто никого там не знаю. Иногда случайно находим «братьев по разуму». К примеру, в Тюмени были знакомые, но у них не получилось организовать концерт, и в итоге я просто вышел на людей через Интернет. Даже в неизвестном городе можно найти места, некие арт-кафе, где могут такого рода музыку допустить.

– Сколько продолжались гастроли?

М.: – Около двух месяцев, за это время мы посетили восемь городов и дали 20 концертов. Мы задержались, потому что если все концерты расписать по плотному графику, то могли уместиться и в три недели.

К.: – И у нас был не тур, а скорее путешествие.

М.: – Ну, да, путешествие, в том же Питере пробыли три недели и дали шесть концертов.

– Тяжело далась гастрольная жизнь?

М.: – Нормально. В Москве уже подустали чисто физически. Плюс неудобства: где-то не успел помыться, где-то забарахлила аппаратура. Когда мы приехали сюда, то было так тоскливо, потому что вымотались. Но спустя четыре дня почувствовал, что есть силы ехать дальше.

К.: – Вообще путешествовать – это очень важно. А с испытаниями — это еще лучше…

– Как получилось провести совместные концерты с «Ночным проспектом» и Сергеем Летовым?

М.: – Эти музыканты живут не в темных очках. Они пытаются общаться с молодым поколением, они понимают, что с помощью нынешнего медийного пространства можно найти неких интересных исполнителей по городам. Например, с Летовым мы давно переписывались, и я сообщал ему, что мы можем приехать или сюда его завезти. Вот, кстати, 24 июля будет концерт Летова во «Встрече» (театре КемГУ. – Прим. ред.).

К.: – В общем-то, люди все открытые.

М.: – Мне это раньше тоже казалось нелегким делом, а сейчас вижу, что все возможно. С тем же Николаем Рубановым из «АукцЫона» получилось просто: я ему написал: мол, вот мы такая группа, вот наше видео и наши записи, будем выступать, хотите с нами поиграть? Он ответил утвердительно.

– Как в других городах люди воспринимали вашу музыку?

К.: – Публика, как и на любых концертах, делилась на две категории: те, кто знал, куда идут, и те, кто пришел случайно. Преобладала первая категория. Хотя мне особо радостно, когда приходят случайно и получают хорошие эмоции.

— Какие концерты запомнились особенно?

К.: – В Перми очень было мало людей на концерте, где-то человек 25 на двух выступлениях. Но зато все, кто пришел, каким-то образом посодействовали в нашем дальнейшем существовании. С кем-то мы затусили, а кто-то пригласил нас сделать еще один концерт.

М.: – В Москве и Питере были самые многочисленные выступления — человек по сорок.

К.: – Это стандартная аудитория для подобной музыки.

М.: – Это как в том же театре «Встреча». Там зал рассчитан на 70 человек. Но когда приходит 50-60 — это уже достаточно.

К.: – Когда в камерном месте присутствует небольшое количество слушателей – это по энергетике сильнее, чем много человек в большом месте. Хотя на концертах в «Олимпийском» у «Кино» тоже были накалены страсти, но я там себя просто не представляю.

– Где у нас в Кемерове, помимо «Встречи», «Ложи» и музея ИЗО, вы можете выступать?

М.: – Кафе и ночные клубы – это сразу нет. У нас нет таких клубов, как, скажем, новосибирские «Бродячая собака», «Труба» и «НИИ КуДА», где проводятся концерты такого плана. В Томске есть «Андеграунд», но он больше с джазовой темой. А вот в Кемерове с этим полная беда.

Мои знакомые и друзья, кстати, обсуждают это: вот было бы хорошо взять и открыть такое заведение у нас в Кемерове. Где можно было бы почитать книги, послушать музыку и побывать на необычных мероприятиях. Но это серьезный бизнес и для него нужны деньги. Я бы открыл такое место, если бы меня спонсировали. В Питере есть замечательное место «ГЭЗ-21» (галерея экспериментального звука), но оно все равно финансируется, несмотря на то, что это кафе и площадка для выступления исполнителей с мировым именем.

– А для стадионных концертов ваша музыка, конечно же, не подходит…

М.: – Смотря какое мероприятие. С этой программой, с которой мы ездили, мы в принципе можем выступать где угодно. Некоторые композиции могут звучать и на радио.

К.: – Наш синтез вообще странно воспринимается. Ведь если кто-то играет джаз, то он может выступать в определенных местах. А когда смесь стилей и направлений, когда есть видео или элементы театра – это сложнее воспринимается. Хотя на самом деле это интереснее. Музыка превращается в нечто большее, чем просто музыка. Это уже перформанс.

– Были забавные случаи на гастрольных концертах?

М.: – В Тюмени мы выступали в кафе «Книжка». Во-первых, я так и не увидел организаторов. А во-вторых, после нас был заявлен свободный микрофон и пришли какие-то подростки, которым важен был свободный микрофон, и все кричали нам, что время наше вышло. А потом сами сели и стали играть «Сплина».

И еще хочу сказать в целом про публику. Если народ приходил на концерт, то все удавалось. Такого, чтобы мы выступали, и все говорили «фу» — не было. Мы утвердились, в том, что наша программа – хорошая. И народ ее воспринимает.

– Что вам дал тур в музыкальном и личном плане?

М.: – Добавил некой уверенности, что мы не варимся в своем котле. Тур стал некоей проверкой и дал много интересных знакомств в музыкальном плане.

К.: – Очень много опыта. Это очень полезно — узнать, как люди твоего возраста делают музыку. И пообщаться с другими музыкантами и другими людьми, которые говорят тебе что-то стоящее.